06.11.2024
Источник:
Forbes Kazakhstan
Экономист о нереалистичных планах и «болезнях» экономики РК
Журналист Батырхан Тогайбаев поговорил в проекте Q&A на YouTube-канале Forbes Kazakhstan с экономистом Касымханом Каппаровым. Обсуждали инфляцию в Казахстане, курс тенге, базовую ставку. Экономист рассказал, какие признаки «голландской» — «казахской» — болезни он видит в экономике и почему считает Казахстан «сверхпрезидентской» страной. А также порассуждал, что будет, когда закончится Нацфонд (а это, по мнению собеседника, при текущих тратах бюджета и невысоких ценах на нефть может произойти через несколько лет).
Сигнал от главы Нацбанка
Разговор начался с обсуждения высказывания председателя Нацбанка Тимура Сулейменова на заседании Мажилиса 30 октября о том, что масштабы прямых трансфертов и других изъятий из Нацфонда повышают вероятность «голландской болезни» экономики Казахстана. Это высказывание, по мнению Каппарова, «само по себе является сигналом». Экономист называет две возможные причины «такого выхода официального лица в общественное поле». Это то, что проблема высокой инфляции («Как бы Нацбанк ни сопротивлялся, но он является одной из ответственных сторон», — уверен спикер), и недавний скачок курса к уровню 500 тенге за доллар (эту психологическую черту, считает экономист, «ни один председатель Нацбанка переступать не хочет»).
По мнению Каппарова, «казахская болезнь» — то есть «голландская болезнь» с казахстанскими чертами — заставила казахстанцев выучить термин «девальвация» и каждые пять-десять лет подвергаться действию этого феномена. «Главные «болезни» казахстанской экономики — это, не считая зависимости от нефти, излишнее присутствие в ней государства и высокая монополизация, — продолжает эксперт. — По разным причинам государство занялось несвойственными себе функциями и «влезло» во многие отрасли — кредитование МСБ, ипотеку, автокредитование, утильсбор. Уровень монополизации таков, что в любой крупной отрасли топ-пять игроков занимают более половины рынка. Это уже сигнал к олигополии, к сговору, к росту цен и издержек. И это влияет на принятие решений на уровне госполитики. На мой взгляд, наша «болезнь» проистекает из этого».
Сверх и супер
«Председатель Нацбанка» в Казахстане — это цена на нефть», — говорил Каппаров десять лет назад, и сейчас тезис не изменился. «Абсолютно не важно, кто сидит в кресле [главы НБРК], потому что структура экономики и зависимость от экспорта нефти сохраняется: курс тенге зависит прежде всего от колебаний цены на нефть, Нацбанк не может контролировать инфляцию, не может обеспечить работу трансмиссионного механизма и запустить кредитование экономики. И не может влиять на решения по управлению Нацфондом. У НБРК очень ограниченный функционал, — безапелляционен экономист.
На взгляд собеседника, проблема в том, что в Казахстане есть только один институт, и это институт президента. «Мы «сверхпрезидентская», «суперпрезидентская» страна. И да, это влияет на экономику», — говорит Каппаров. По его словам, так происходит потому, что в Казахстане есть нефть, сверхдоходы, благодаря которым «можно поддерживать всю эту систему». И, конечно, сама система «очень сконцентрирована», а значит, нестабильна.
«Институты влияют на экономику, это уже доказано, за это уже Нобелевскую премию дали. У нас же пока на уровне экономики, экономической политики нет разделения власти. Все решения принимаются без фильтра, в парламенте нет обсуждений, в обществе нет дискуссии. Все ветви власти просто соглашаются с первоначальной редакцией, внося лишь косметические корректировки. Так было недавно с законом о бюджете на 2025–2027 годы (30 октября его одобрил Мажилис — F) — говорит Каппаров, удивляясь: — Никто не ставит под вопрос парадигму формирования бюджета даже сейчас».
Нацфонд — если есть, то его сразу нет
Весь госаппарат работает не в режиме экономии, а в режиме повышения своих трат, продолжает собеседник. Проблема, по его мнению, решается «достаточно просто»: нужно ограничить правительство в общей сумме расходов госбюджета на следующие три года. Неэффективные расходы можно оптимизировать без ущерба для экономики и людей, сделав «бюджетный маневр» внутри текущих расходов. Но, уверен экономист, пока бюджетный кризис не перерастет в очень острую фазу, сложно ожидать, что «правительство одумается и начнет вести себя по-другому». «Это как поход к стоматологу: вы не идете к нему заранее, вы идете тогда, когда опробовали обезболивающее, прошли стадии отрицания и принятия и уже не можете переносить боль», — проводит аналогию экономист.
Оценивая бюджет Казахстана на 2025–2027 годы, экономист говорит: уроки прошлого не выучены, «дыра» в бюджете остается и ее пытаются закрыть «ситуационно разными механизмами». «Для этого уже и Нацфонд начинают использовать не по назначению, и новые схемы, как выводить из него наличность и направлять в бюджет в виде дивидендов, придумывают», — продолжает собеседник.
Каппаров считает, что цель, которую поставил президент Токаев, — довести объем Нацфонда до $100 млрд к 2030 году — «нереалистична при текущей бюджетной дисциплине» и вероятном вхождении в фазу низких или средних цен на нефть. При этом, на взгляд эксперта, большего внимания требуют именно внутренние экономические проблемы, поскольку внешняя обстановка «вполне благоприятна для Казахстана» (даже война России с Украиной «не сильно сказалась в негативном плане»).
«Исследованием Нацфонда я занимаюсь уже больше 10 лет, — говорит Каппаров. — Сейчас мы, наверное, уже можем переходить к такому мышлению: а что же будет после Нацфонда. За предыдущие 20-25 лет мы привыкли к тому, что Нацфонд есть. Но это абсолютно не гарантировано. Большой вызов следующих пяти лет, на мой взгляд, — это что будет, если Нацфонда не станет. Риск того, что его может и не быть к концу срока президентства Токаева, вполне реалистичен, — с учетом тренда последних двух лет, аппетитов правительства, неэффективного использования госсредств и нежелания снижать степень участие государства в экономике».
Нереалистичные планы
План Токаева удвоить ВВП Казахстана к 2029 году до $450 млрд Каппаров называет «очень персонализированным», и он, по мнению экономиста, «заканчивается в 2029 году — как и политический срок президента». Что будет потом? Ответ на этот вопрос, уверен собеседник, заключается в преемственности. «Такие большие для государства и общества цели не должны быть ограничены сменой политического режима», — поясняет спикер, высказывая вместе с тем мнение, что Казахстану были бы интереснее другие цели. Например, войти в своеобразный элитный клуб — ОЭСР.
«Вхождение в такую организацию автоматически дает доступ к инвестициям, новым технологиям и меняет отношение инвесторов. Когда вы говорите об удвоении или утроении ВВП, вы не разъясняется о том, как этого достичь. И для иностранных инвесторов это говорит только о прибыли, причем высокорисковой — нефтяной. Поэтому Казахстану выигрышнее позиционировать себя и стремимся стать развитой экономикой. Это то, что могло бы мотивировать и объединить общество, бизнесменов и чиновников. У нас для этого в принципе есть все. Нужно внедрять мышление, что мы амбициозная страна, которая через 20 лет войдет в клуб развитых стран. Пусть мы в него и не войдем через 20 лет, но за это время сделаем очень много», — заключает собеседник.